Читаем без скачивания Импортный свидетель [Сборник] - Кирилл Павлов

Хорошо они подготовились. Я утешал себя только тем, что рассказы были все-таки о квартире и родителях Вождаева, а не моих…

Федерик заставил меня вникнуть в фильм и показал его дважды.

— Как видите, мы готовы ко всему. Только я прошу вас об одном: постарайтесь без глупостей — у Кудинова семья, подумайте о ней. Да и о своей собственной! — вдруг сказал он злобно. — Если передатчик засвидетельствует, что вы потерялись, подохнете, как Вождаев.

Он сделал паузу, улыбнулся и закончил:

— Вы в самом деле прекрасно выглядите сегодня, — сказал он, также улыбаясь. — И мне не хотелось бы портить вам настроение.

— И что же?.. — сказал я, понимая, что на этот раз я проиграл окончательно, и вдруг увидел на экране громадного, во всю стену, телевизора, сильно помятую записку, в которой было написано: «Я, гр. СССР журн. Вождаев. Похищен Федериком из дома боцмана, содержусь в клинике. Двойник за меня в комиссии».

Я обомлел и, кажется, глотнул воздуха. Федерик отобрал у меня записку.

— Ну, если вы готовы, товарищ полковник милиции Нестеров, — спокойно сказал Федерик, — едем.

Об использовании американскими спецслужбами шпионской техники против советских граждан и учреждений в США шла речь в пресс-центре МИД СССР.

Было оглашено заявление представителя МИД СССР.

Вниманию советских и иностранных журналистов были предложены образцы американской техники, изъятой, в частности, накануне пресс-конференции из, посольства СССР в Вашингтоне и других советских учреждений. Среди них радиоэлектронные и виброакустические системы, оптоэлектронная схема информации, замаскированная в облицовочных кирпичах, другие образцы. Были даны исчерпывающие разъяснения, не оставлявшие сомнений, чьих рук это дело.

15

Огромный «кадиллак» остановился у здания отеля, в который после злополучного посещения семьи боцмана более чем неделю назад я так и не вернулся.

Мы вышли из автомашины, причем мои спутники, снабдив меня в машине многочисленными инструкциями, немедленно исчезли, оставив меня одного перед большущей лестницей.

Не могу сказать, что у меня не возникло почти непреодолимого желания убежать, вскочив за руль первой попавшейся машины, но, честно скажу, страх перед всемогуществом Федерика сделал свое дело. Я стоял кроткий как овечка, прекрасно понимая, что мне могут выстрелить в затылок, едва я сделаю неверный, с точки зрения моих противников, шаг. И поэтому я его не делал.

В холле, как и было назначено, меня ждал Кудинов. Увидев меня, он бросился ко мне с криком:

— Ну, наконец-то, почему ты меня пугаешь? Что за разговор был у нас с тобой и что ты наговорил секретарше в Москве? Она решила, что ты сошел с ума. Признаться, я подумал то же самое, а ты, оказывается, нормален, только вроде поседел чуть-чуть. Ну, рассказывай.

— Не здесь, — холодно осаживая его болтовню и прекрасно понимая, что слышно все, сказал я, — пойдем в бар.

Честно говоря, я пригласил его именно в бар, так как был уверен, что в узком коридоре шумит музыка и может не сработать имевшийся у меня передатчик. Там я за полминуты расскажу ему хотя бы телеграфно, что со мной Произошло. Но мои надежды не оправдались: коридор был чрезвычайно люден, и я не поручусь, что все это не были люди Федерика.

А я уже наизусть запомнил текст телеграммы, которую так неудачно написал сегодня утром в постели.

Текст этот я повторял бесконечно, все не находя секунды на то, чтоб выпалить его моему другу. На пятачке перед холлом и входом в бар никого не было, но там было тихо, и я понял, что опоздал: здесь уже работали электронные уши Федерика да и передатчик опять же.

— У тебя хорошая память? — спросил я Кудинова.

— Плохая, — честно сказал он.

— И мы замолчали.

Наш столик, заранее определенный мне инструкцией, был свободен, и приветливая официантка с готовностью подбежала к нам.

Мы сели, и я всей кожей прямо-таки почувствовал десятки глаз и объективов, нацеленных на нас, на наши губы. Мне даже показалось, что стали тише разговаривать в баре и музыка полилась такая, чтобы не мешала вести запись разговора.

С Кудиновым мы сперва говорили о генетике, о газете, о проблемах. Я отвечал невпопад, потому что был в страшном напряжении, и мой коллега не мог этого не заметить.

— Что с тобой? — все время спрашивал он.

Ну что я ему мог сказать в этой ситуации?..

— Да-а-а! — закричал вдруг Кудинов, — Хочу тебя обрадовать, перед отъездом получил.

И с этими словами он вытащил из кармана только что вышедшую в Москве книжку Вождаева. Здорово! Это сюрприз, но не автору. Книга провалялась в издательстве года три.

— Надпиши, старичок.

Я стал рассматривать книгу. Кудинов протянул мне перо, но не успел я занести его над страницей, как вдруг даже не увидел, а почувствовал по правую руку человека.

Я спросил Кудинова, помнит ли он стихотворение Михалкова «А у нас в квартире газ».

— А что? — спросил Кудинов.

— А у нас магнитофон, вон, вон и вон, — И мы оба засмеялись.

— Пущай клевещут, — сказал Кудинов, видимо, не так меня поняв.

— Вас к телефону, — внятно сказал подошедший человек.

Я понял, к какому меня зовут телефону, понял и то, что ничего ни сказать, ни написать уже не успею.

— Я сейчас, — сказал я серьезно Кудинову, — сейчас вернусь.

— Как? — Кудинов ничего не понял. Да и я бы на его месте ничего не понял: какой телефон?

Удаляясь, я взглянул на него.

— Что случилось? — крикнул он — Тебя похи… — он не проговорил, а прошептал. Я чуть заметно кивнул ему головой. И перед тем как поспешно выйти из бара, бросил ему в желтый сок только что оторванную нижнюю пуговицу своего пиджака. Я никогда не застегиваю пиджак на эту пуговицу, поэтому в моем одеянии мало что изменилось.

Выходя из бара, я увидел, как миленькая официантка предложила Кудинову заменить стоявший на его столике сок другим.

В узком коридоре бара со мной столкнулся мой двойник, который шел к Кудинову, видимо, продолжать беседу, которую он, конечно, видел на телеэкране, поэтому готов был и подписать книгу, и продолжить разговор. На нем был точно такой же костюм, рубаха и даже носки, как на мне.

Усаживаясь в «кадиллак», я подумал о том, что, видимо, истина, которую с таким усердием скрывают Федерик и его банда, значительно дороже, чем все эти прослушивания, бары, «кадиллаки» и тому подобное.

Обратный путь не показался мне долгим и нудным, хотя теперь меня явно везли убивать.

— Мы должны благодарить вас, — сказал, встречая меня, господин Федерик, — вы вели себя благоразумно и убедительно. В виде благодарности завтра я предоставляю вам встречу с человеком, с которым вы хотели бы увидеться. С боцманом. Но только после просмотра нескольких кадров сегодня отснятого фильма, так сказать, хроники. Идемте.

Мы сели на низких, очень мягких креслах перед уже известным эрмитажным столом, уставленным различной снедью и напитками, и передо мной загорелся экран. Я видел себя и Кудинова в баре.

Видео зафиксировал все, и даже сцену, когда я бросил пуговицу в стакан Кудинова. Не могли мои враги понять, что я такое бросил. Крупным планом камера прощупывала стакан «оранжджюсса», но он был непрозрачен даже для такой техники, какая имелась у Федерика. «Хорошо, что сок здесь не разбавляют», — подумал я.

Дальше подошла официантка с просьбой поменять стакан, но Кудинов не разрешил. И тут началось интересное.

В зал вошел мой двойник, натасканный на моем голосе, на моих интонациях, одетый, как я. Он смело взял со столика мою, то есть Вождаева, книгу и начертал без грамматических ошибок: «Старичку Кудинову на память. Вождаев». Я сам должен был такое написать. Потом двойник бодро объяснил, что выходил к телефону, но это ошибка. А я решил, что еще не все потеряно, потому что Кудинов стал рассматривать пиджак моего двойника, после чего бросил взгляд в почти допитый сок (я понял: он соображает), а когда обратил снова внимание на пиджак своего визави, сомнений не оставалось — он понял. Выпив сок так, чтобы пуговица оказалась у него во рту, Кудинов, попрощавшись с двойником, вышел.

— Что вы бросили в его стакан? — вдруг спросил Федерик.

— Промахнулся, хотел бросить на стол монету за сок.

— Что-то не похоже это на русских, — проворчал Федерик. — А вообще для полковника милиции неплохо. Но вы не профессионал. Теперь все зависит от Кудинова.

Я не понял, что он имел в виду, и только потом сообразил: глупый милиционер был Федерику гораздо менее опасен, чем профессор Вождаев. Его запросто можно было убедить в том, в чем он действительно меня почти убедил. Милиционера и убивать не надо.

Группа бывших узников концетрационных лагерей объявила сидячую забастовку, потребовав возобновить судебное разбирательство по делу Клауса Барбье — бывшего начальника гитлеровской тайной полиции в Лионе. Годы страданий и лишений были за плечами демонстрантов. Во время войны они подверглись «медицинским экспериментам» в Освенциме.